Top.Mail.Ru
Евгений Писарев: «Мы живем в учебнике истории» | СМИ о Московском драматическом театре
– Театр Пушкина находится недалеко от Патриарших прудов, где начинается действие романа «Мастер и Маргарита». И ваш нынешний сезон проходит под знаком Булгакова, которого вы прежде никогда не ставили.

– Я думаю, что Булгаков сегодня – один из самых современно звучащих классиков. Он жил и творил на стыке эпох, во времена серьезных социальных изменений, и исследовал происходящее с людьми. Сегодня, когда мы тоже живем на переломе, как принято говорить – «в учебнике истории», Булгаков становится чрезвычайно актуальным.

В одном театре ставят «Бег», в другом – «Собачье сердце». Не случайно в нашем театре в этом сезоне сразу две пьесы Булгакова: «Багровый остров» и «Зойкина квартира». Они разные по стилю и содержанию, но, мне кажется, обе очень современные.

– Спектакль «Багровый остров» начинал ставить другой режиссер, Федор Левин. Но завершать пришлось вам. Сложно ли было войти в чужой рисунок?

– Ситуация, когда доделываешь за режиссером спектакль, к сожалению, для художественного руководителя не нова. Другое дело, что ты должен влезть в чужой мозг и поставить спектакль в чужих костюмах, в чужом оформлении, и вот это действительно сложно. Но мы не ищем легких путей. 

Федор Левин очень увлеченно и азартно репетировал «Багровый остров», но принял решение уехать из страны, не завершив постановку, и мне пришлось это дело подхватить. Наверное, спектакль все-таки изменился: я пытался сохранить ту яркость и остроту существования, которую намечал Федор, но по возможности добавить немного грусти и человечности. Хотя «Багровый остров» – это, по сути, фельетон, в котором не предполагалось объемных персонажей и сопереживания им.

– И фельетон абсолютно современный, несмотря на то что написан в 1920-х: театр пытается протащить через цензуру спектакль, директор готов на все, лишь бы получить разрешение.

– К сожалению, история вечная, ничего не меняется со времен возникновения института цензоров. Об этом еще Пушкин писал. Сатирические стрелы Булгакова направлены не только в вершителей судеб, но и на руководителей театров, драматургов, артистов, которые кидаются спасать свое дело, теряя человеческое достоинство, так что уже и не очень понятно, что и для чего они спасают. 

– Стрелы Булгакова в «Багровом острове» настолько острые, что невольно вспоминается самый известный сатирический роман середины 1920-х, «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Вы, наверно, знаете – есть версия, что Булгаков участвовал в его сочинении?

– Не думаю, что все на свете придумал Булгаков, но то, что писатели влияли друг на друга, это точно. Язык Зощенко и Эрдмана, «Клоп» Маяковского – это все возникший в те годы новый язык. 1920-е – время изменений. Я уверен, что Булгаков «Зойкину квартиру» написал под воздействием немого кино, потому что пьеса очень похожа на фильмы того времени. 

Кинематографический мелодраматизм он перевел в более гротесковый, немножко иронизируя над преувеличенными чувствами, страстями и фразами. «Я спасу тебя, я укрою тебя своими крыльями. Мы сбежим отсюда» – и так далее. Мне хочется попробовать вернуться к изначальной нуар-драме, родившейся из кинематографа.

– В прошлом сезоне вы выпустили «Кабаре» в Театре наций. Сейчас начинаете репетировать «Зойкину квартиру». Время действия приблизительно то же, и Александра Урсуляк в обоих спектаклях в главной роли. Не боитесь повториться?

– В данном случае я не пытаюсь усидеть на том же стуле и сделать что-то похожее, само время соединяется и отзывается в сегодняшнем дне. Для меня странно сейчас ставить, например, какие-то пьесы эпохи застоя. Если мы вспомним спектакли Мейерхольда, Таирова 1920-х гг., это всегда спектакли не просто драматические, а болезненные. Даже если это оперетта «Жирофле-Жирофля» – то сумасшедшая оперетта, не бытовая. Мне кажется, наше время – скорее время трагедии и фарса, нежели бытописания.

– Да, время без полутонов, все черно-белое, как в вашем мюзикле «Шахматы», который минувшей осенью сыграли последний раз, к сожалению. Почему его сняли?

– Мюзиклы, как правило, идут сезон, а «Шахматы» играли два с половиной, при том что это не слишком развлекательная история. Должна быть ротация, и на сцене МДМ идет другой мюзикл, а «Шахматы» уже вошли в историю.

– Есть новые предложения от продюсеров?

– Есть, но мне надо сделать перерыв. Настаиваю на том, что я не режиссер музыкального театра. Там есть свои мастера, которые этим живут. Переходить им дорогу я не собираюсь. Мне кажется, ценность того, что я делаю в музыкальном театре, именно в том, что я это делаю дозированно. Я и на Театр наций не согласился бы сразу после «Шахмат», но от «Кабаре» отказаться нельзя.

– Знаю, что Большой театр тоже сделал вам предложение, от которого невозможно отказаться.

– Мы с Владимиром Уриным ведем переговоры об опере «Адриана Лекуврер». Если все сложится, ровно через год на исторической сцене Большого театра выйдет красивейшая, потрясающая опера Франческо Чилеа. От нее я не могу отказаться во многом из-за того, что работаю в театре, который когда-то назывался Камерным, где главной постановкой была «Адриенна Лекуврер». Думаю, что какие-то параллели с тем спектаклем я просто обязан провести. 

До этого, в конце сезона, в театре «Новая опера» я должен выпустить комическую оперу Адольфа Адана. Оказывается, французский классик оставил нам не только балеты, но и оперу-буфф «Почтальон из Лонжюмо». Это совершенно новое название, но такова репертуарная политика этого театра – открытие неизвестного материала. И мне это тоже любопытно. 

– Во многих театрах в этом году ставят Островского – у «русского Шекспира» юбилей. Вы тоже выпускаете его пьесу, не самую известную, но с кассовым названием.

– «Красавец мужчина», может быть, не совсем совершенная пьеса, но она так изящно, так легко, так радостно написана, при том что там и сатира присутствует. Мне кажется, для наших артистов встреча с ней – абсолютное счастье. Это очень актерская пьеса: там что ни роль, то подарок. И я рад, что представители нашего среднего поколения – Владимир Жеребцов, Анна Бегунова, Анастасия Лебедева, Владимир Майзингер, Андрей Заводюк, Ирина Бякова, Анастасия Панина – так увлеченно ее репетировали. Этот спектакль поставил Данил Чащин – молодой, но уже чрезвычайно популярный режиссер.

– На сборе труппы вы говорили, что у вас уже есть и более далекие планы. Можно узнать, какие названия вы обсуждаете?

– Раньше говорили: хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Я никогда не понимал смысла этой пословицы, потому что, как правило, мои планы и мечты осуществлялись. А сейчас такое время, что не хочется смешить Бога и планировать что-то на далекое будущее. До конца сезона нас ждет еще Пушкинская лаборатория: молодые режиссеры вместе с артистами начинают работать над текстами Пушкина. Предлагая режиссерам присылать заявки на постановку, мы не ограничивали их только драматическими произведениями, поэтому там будет и проза, и сказки. Владимир Киммельман начнет работу над «Сказкой о мертвой царевне и о семи богатырях». Следом за ним Филипп Гуревич будет заниматься «Графом Нулиным». А потом – Максим Иванов и Марина Ведяскина, которые выбрали для своего эскиза «Египетские ночи». Мне кажется, все это будет интересно. Мы обязательно позовем на показы зрителей – важно видеть их реакцию, чтобы понять, какой из работ дать дальнейший ход. 

– Эскизы будут показывать на сцене филиала в Сытинском переулке?

– Не факт. Это может быть на малой сцене, на большой сцене или в неформальном пространстве. Нам пора уже придумать какой-то спектакль-бродилку по нашим прекрасным фойе. И почему бы не сыграть Пушкина в залах здания, построенного в XVIII в.?

– Театр несколько лет жил в ожидании большого ремонта и неизбежного переезда. Видимо, все решилось как-то более удачно и переезжать вы не будете?

– Я очень надеюсь, что ремонт у нас состоится, но в ином режиме. Он растянется на несколько сезонов, и мы просто будем уходить в более продолжительный отпуск и пытаться решить проблемы, никуда не переезжая. Я этому рад, потому что, если сейчас выезжать из здания, можно в него при жизни уже и не вернуться.

– Общается ли Театр имени Пушкина с соседом по Тверскому бульвару, МХАТ им. Горького, который недавно открылся после модернизации?

– В течение всей моей жизни в этом театре, в качестве артиста в девяностые, начинающего режиссера в начале нулевых и художественного руководителя театра начиная с 2010 г., никакого взаимодействия не было. При том что наш театр находится в дружественных отношениях с соседями – Театром на Бронной, Театром сатиры, Моссовета, «Ленкомом». А вот с самым географически близким нам театром никакой коммуникации нет. Недаром когда-то была известная шутка, что вот стоит Театр Пушкина, а через дорогу от него – Театр Дантеса. Может быть, потому что мы стоим ровно напротив друг друга, на расстоянии выстрела, такое впечатление, что между нами какая-то дуэль.

Он большой, «имперский», с серьезными замашками, с большими бюджетами и, к сожалению, пока с не очень счастливой судьбой. Я желаю им удачи, успеха и надеюсь, что все-таки мы начнем как-то взаимодействовать. Хотя мы рядом с ними – маленький, не претендующий на размах муниципальный московский театр со своей уютной атмосферой.