Органы с человеческим лицом

Евгений Гришковец, известный в основном своими авторскими спектаклями-монологами, которые стали своего рода синонимом постперестроечной «новой искренности», поставил в Театре им. А. С. Пушкина вполне традиционный спектакль. Правда, Гришковец в нем и драматург, и режиссер, то есть подразумевается все же единство авторства. Получилось у этого «монодуэта» довольно противоречивое зрелище, считает Ольга Федянина.

Известный писатель Весневич пытается помочь талантливой художнице Зине Серебровой, живущей в глухой провинции. Девушка — самородок с трудной судьбой — сидит в следственном изоляторе, и скоро ее отправят в колонию за торговлю наркотиками. Сама-то она не торговала: это друг сердечный, наркоман и мерзавец, на нее все валит. Писатель обходит по кругу влиятельных людей, но они оказываются бесполезны: весь спектакль — вереница просьб и отказов. Весневичу остается только приехать в провинциальный СИЗО и сказать Зине напутственные слова о ее ответственности перед своим талантом.

На сцене детально сыгранные современные люди в современных обстоятельствах. Вредит им разве что велеречивая многословность, которой Гришковец наделил всех персонажей. Вот безграмотная очаровательная журналистка (Валерия Елкина), вот хозяйка художественной галереи (Ирина Бякова), которая холодеющим за секунды голосом отказывается подписать защитное письмо. Вот друг детства, большой полицейский чин (Алексей Рахманов): помочь он не в силах — только переправить писателя к высокопоставленным друзьям. Вот «прокурорские» (Владимир Майзингер и Александр Анисимов), жизнелюбы, с удовольствием берущие у писателя автограф, но объясняющие ему, что звонок из Москвы только навредит. Вот охранница в сибирском СИЗО (Екатерина Сибирякова), ошеломленная приездом именитого гостя. Вот неуправляемая девочка-самородок (Елизавета Кононова). И вот, наконец, сам писатель (Александр Арсентьев), воплощенный симбиоз совестливости и конформизма.

Несмотря на предупреждение автора, что «у героев есть реальные прототипы», есть ощущение, что мы находимся в мире литературной условности.

Писатель Весневич такой известный, что с ним мечтают познакомиться генералы МВД и по его романам снимают фильмы. Евгений Водолазкин? Алексей Иванов? В любом случае лауреат «Большой книги», никак не меньше. И вот этот писатель скитается по баням и галереям, сникая в безнадежности, когда ему отказывают. Про общественную поддержку писатель ничего не знает. Да и какая тут поддержка: Зина Сереброва «в принципе» невиновна, но по закону-то виновна, а вопросом «Может, с законом что-то не совсем так?» спектакль не задается. Да и озабочен герой не законом, а тем, что большой талант может пропасть. Проникновенные слова, с которыми он обращается к Серебровой в финале, как будто бы взяты из позднесоветских пьес о «трудных подростках» — в дне сегодняшнем они заставляют заподозрить, что писатель в живых людях понимает мало. Ну да, он же не человека спасает, а дар. Кстати, насколько автор и театр отдают себе отчет в том, что эта романтическая упертость в «талант» превращает Весневича в фигуру буквально отталкивающую? Ни одна минута спектакля такого неприятного зеркала герою не подставляет.

Яркая деталь: среди людей, к которым Весневич обращается, нет одного — адвоката. Между тем хочется сказать герою-писателю по секрету: на деньги, которые ты потратил на перелеты в Сибирь и обратно, можно было нанять вполне приличного, глядишь, чего-нибудь придумал бы.

Нет занятия более безнадежного, чем предъявлять искусству претензии от имени реальности. Но Гришковец отправился в ту сферу жизни — правоохранительную, в которой московская публика в настоящий момент не просто информирована, а, если можно так сказать, гиперинформирована. Средний отечественный интеллигент, да и вообще обыватель, независимо от степени своего участия в общественной жизни, обитает сегодня в новостном пространстве, в котором ежедневно собирают передачи, подписывают письма и петиции, пишут памятки, как себя вести, если к вам пришли с обыском, торгуются о замене условных сроков на реальные и наоборот.

На этой нервной почве пьеса Евгения Гришковца выглядит парадоксально безобидным вымыслом. Конформист здесь не опасен никому, кроме самого себя, а правоохранители неидеальны, но в целом дружелюбны и склонны действовать «по-человечески». Да и антураж в СИЗО такой, что понятно: если девушка Зина сама себе не навредит в колонии, то все с ней будет в порядке.

Сам Гришковец говорит: «В пьесе нет плохих людей, нет отрицательных персонажей, у всех своя правда — и свои слабости. Мы знаем много случаев, когда хорошему человеку бывает очень трудно выстроить отношения с другим хорошим человеком». Конфликт хорошего с хорошим в контексте 228-й статьи УК — эта задушевная человечность, кстати, очень нравится зрительному залу, измученному реальностью. Вроде и пьесу на актуальную тему посмотрели, и не страшно.