«Ирландский герой». Московские письма.

Московские письма

Неприятно разочаровывать увлечённо верующих, подливать воды в их вино, как говорят французы. Уже самая эта вера — известная ценность, иногда —единственная. Отнимать её, значит—лишать всего. С таким чувством начинаю я это письмо о новом Камерном театре. Потому что кроме большой и  несомненной веры в громадную важность и красоту начинания я пока не вижу ничего в этом театре, да и плохо что-то разбираю, во что же именно там столь пламенно верят и какими достижениями так счастливы, хотят какого-то совсем нового, чистого театра, который порвал бы со всею пошлостью и вульгарностью обычного  театра. И не просто ставят спектакль, а в некотором роде священнодействуют, служат литургию красоты.

Но во славу какому богу искусства? Я просмотрел оба спектакля Камерного театра. Пока чётко обозначилось лишь стремление быть непохожими на других.

На такой неопределённой, только отрицательной эстетической платформе можно наделать много глупостей и прийти к горьким разочарованиям. Я слышал, что сами руководители нового театра весьма довольные своими двумя спектаклями, и я видел это на их лицах, когда они выходили на вызовы после первого.

 На таком выборе — отчётливая печать снобизма. И этот выбор особенно печально говорит о том, как в Камерном театре не знают, чего хотят и чем зажжен пламень их художественной веры. В «Ирландском герое» есть следы некоторой талантливости, но они завалены тем, что я иначе, как чепухою, не могу назвать. Нужно напрягать усилия, чтобы подыскать какие-нибудь оправдания этой чепухе. Но ведь на Камерный театр никто не возлагал неблагодарной задачи—быть защитником неведомого Синга и его комедии об отцеубийстве. Театр сам взвалил на себя сию неблагодарную и никому ненужную задачу.

 Или он собирается быть театром, так сказать, этнографическим, знакомить с творчеством всех народов, хотя бы и элементарнейшего художественного интереса? Вы совсем не знаете ирландской драматургии, а она все-таки существует, вот по смотрите... Не думаю, чтобы новый театр так понимал своё назначение. Нет, он то усмотрел тут какую-то особою красоту, вернее — охотно пошёл на удочку необычайности. Таких пьес ещё никто не ставил, и мы, которые больше хотим всего быть не такими, как все, этим упрочим свою позицию. Вот, думается мне, та цепь рассуждений, которая и привела к этому странному выбору.

  Я не знаю, что видит ирландский зритель в «Ирландском герое», психологию, или сатиру, жизненную правду, или пародию. Для русского зрителя эта психология, заставляющая приходить в восторг от дерзновения отцеубийства, и эта правда — только нелепая выдумка, а эта «пародия» не может его смешить уже по одному тому, что в её фокусе поставлено отцеубийство. По настоящему нестерпимо слышать в театре через каждые три минуты—«Я убил своего родного отца», «он убил своего родного отца», «ах, какая жалость, он не убил своего родного отца». И я думаю, это—только клевета на Ирландию, уж конечно—клевета на человека, будто может у кого-нибудь явиться такое каторжное хвастовство, и что может это хвастовство иметь успех. Жизнь сера, и хочется её изукрасить смелым-вымыслом. Но когда в качестве «нас возвышающего обмана» является, — право, и выговорить-то эту чепуху страшно!— мерзейшее преступление, тогда к такому Перу Гюнту ничего, кроме отвращения, не чувствуешь. И потом, это, ведь, и не хвастовство. «Герой» сделал от себя все, чтобы отцеубийство было, уверен, что совершил его, а не только покушение. Во всяком случае, нет тут абсолютно никакого субъективного различия. Я всячески пробовал, когда разбирался в спектакле, подойти к тому, что видел и слышал на сцене; хотел выбрать такой угол зрения, под которым это получило бы некоторый смысл. Но то непосредственное резко отрицательное впечатление, какое дал этот спектакль, не поддавалось никакой переработке и переоценке, торжествует оно надо всеми ухищрениями оправдать такую пьесу и её выбор для постановки. Выбор остаётся грубейшею ошибкой, тем более обидною, что, ведь, новый театр им знаменовал свой вкус свои репертуарные устремления.

 Говорили, что всё дело в том, что «Ирландского героя» не так играли. Не знаю, какая игра могла бы что-нибудь существенно изменить во впечатлениях от спектакля, и не знаю, какой такой игры требует эта комедия с отцеубийством в центре. Играли неважно — это верно. Но тут — различие в мере талантливости и искусства актёров, а не в самом приёме игры. Играли не ярко, давая все время чувствовать «игру», были аляповато загримированы смеялись тем деланным смехом, который зрителю совсем не смешон, но играли то, что написано у автора. Могли играть лучше, но не могли играть по-иному.

 Среди исполнителей следует отметить г. Асланова, талантливого актёра с приятною мягкою игрою. Также мягко и приятно играл он трусоватого и глуповатого жениха яркой, богатой натурою девушки, фантазией и сердцем которой завладел мнимый «герой»— мнимый отцеубийца. её выразительно и с темпераментом играла г-жа Степная. Среди исполнителей «Сакунталы» лучше других г-жа Коонен. Иногда было у неё в Сакунтале настоящее чувство. Режиссировали индийский спектакль — г. Таиров, ирландский — г. Зонов.